Мальчуган сидел в своей лодочке, играя крашеными орехами. Словно и не было страшной реки, языков пожара, изорванных смертью тел.
Между гребцами разных племен, одолевшими Стикс, возникло полуосознанное чувство братства. Встречаясь, они не отворачивались, как прежде, а неловко приветствовали друг друга. Ор видел, как синегубый негр и курносый бореец стояли, смущенно смеясь и не зная — потереться щеками по-борейски или хлопать друг друга по ляжкам, как делают котты.
А когда однажды Ор с Чазом шли мимо стоянки сварливых пеласгов, те с гамом окружили их и повели к себе. Гостей с почетом усадили у костра, и трое спасенных ими воинов из рук кормили их жареной рыбой.
— Наверное, мы с тобой не настоящие гии, — вздохнул Чаз, когда они, шатаясь от сытости, продолжили путь.
Ор, вздохнув, согласился с ним.
Он сильно привязался к Тейе и ее сыну, учил атлантские слова, не переставая удивляться жизни узкоглазых. В загоне за домом жили две длинношерстные козы, не похожие на диких. Тейя доила их и кормила сухой травой. По дому бегал колючий зверек, неизвестный гиям, и требовал молока.
Многое было непонятно, но Ор решил не ломать голову. Все равно скоро в путь.
Испуская победные крики, вернулось войско с верхней тропы. Впереди ехали Севз и Гехра. Борейская мать кидала косые взгляды на мужа, а тот торопил коня к храму.
Севз, сойдя с коня, поднялся по ступеням храма. Гехра, красная от злости, шла следом. Навстречу победителю вышла жрица. Севз, раздвинув руки, подтолкнул женщин друг к другу. На миг соприкоснувшись, они тут же отшатнулись. Севз захохотал.
С утра началось празднество. Старейшины отмеряли каждому по три горсти некты. Гии плясали танец токующей куропатки, либы изображали львиные прыжки, котты покатывались со смеху, глядя, как двое нагих, натертых жиром силачей норовят свалить друг друга.
Отдельно сидели атланты. Ор не увидел среди них Тейи. Она появилась неожиданно — в оранжевой одежде, с поющим луком в руке. Старик поднес ей чашу, и Тейя запела. Казалось невозможным, что в хрупком теле живет такой крылатый голос. Песня была тревожной, как души людей, несущих жизнь на кончике копья.
После Тейи на площадку вышел неуклюжий, заросший рыжими кудрями Арфай, влюбленный в Сев-за и поклонявшийся земле бродячий певец из дальнего эгейского рода. Ор пару раз уже слышал на привалах его странные, возвышенные песни. Вождей Арфай называл богами, их имена произносил на свой лад и был убежден, что раз они породнились, то, значит, все стали потомками Подпирающего и знаменитой бореянки. Певец ударил в маленький бубен и начал широким раскатистым голосом повествовать о том, как Рея родила Хроану (он пел «Крону») светлых детей:
…Деву — Гестию, Деметру и златообутую Геру,
Славного мощью Аида, который живет под землею,
Жалости в сердце не зная, и шумного Энносигея
И промыслителя Зевса, отца и бессмертных и смертных…
Каждого Крон пожирал, лишь к нему попадал на колени
Новорожденный младенец из матери чрева святого;
Сильно боялся он, как бы из славных потомков Урана
Царская власть над богами другому кому не досталась.
Знал он от Геи-Земли и от звездного Неба-Урана,
Что суждено ему свергнутым быть его собственным сыном,
Как он сам ни могуч, — умышленьем великого Зевса.
Вечно на страже, ребенка, едва только на свет являлся,
Тотчас глотал он. А Рею брало неизбывное горе…
Арфай бросил бубен, вцепился руками в волосы и горестно закачался. Потом, обратив лицо вверх, снова затараторил, отбивая такт:
Только лишь время родить наступило ей младшего сына,
В Ликтос послали ее, плодородную критскую область…
Быстрою черною ночью сначала отправилась в Дикту
С новорожденным богиня, и на руки взявши младенца,
Скрыла в божественных недрах земли, в недоступной пещере,
На многолесной Эгейской горе, средь чащи тенистой.
Камень в пеленки большой завернув, подала его Рея
Мощному сыну Урана. И прежний богов повелитель
В руки завернутый камень схватил и в желудок отправил.
Злой нечестивец! Не ведал он в мыслях своих, что остался
Сын невредимым его в безопасности полной, что скоро
Верх над отцом ему взять предстояло руками и силой…
Начали быстро расти и блестящие члены и сила
Мощного Зевса-владыкн. Промчались года за годами…
Братьев своих и сестер Уранидов, которых безумно
Вверг в заключенье отец, на свободу он вывел обратно.
Благодеяний его не забыли душой благодарной
Братья и сестры и отдали гром ему вместе с палящей
Молнией: прежде в себе их скрывала Земля великанша…
По сути дела, только гии улавливали смысл песни, но из уважения к вдохновленному духами певцу воины и гости прислушивались к его голосу. Ор видел, как Гезд, наклонившись к Гехре, тихо переводит ей слова Арфая. Гехра в ответ то смеялась, то хмурилась. Но вот началось самое главное. Арфай, протянув бубен к Севзу н патетически потрясая им, начал запев следующей части:
— Майя, Атлантова дочерь, взошла на священное ложе к Зевсу… — зарокотал он и осекся, потому что Гехра проворно вскочила и заткнула ему рот недоеденным куском конины.
Получив эту щедрую награду богини, Арфай с подарком в зубах поспешно скрылся. Воины дружным смехом одобрили шутку Гехры, и на площадке вновь начались танцы.
В кругу вождей не было большого веселья. Один Айд не замечал разлада. Разгрызая кости, он клал мозг в тонкие губы Даметры. Жрица яптов с достоинством принимала знаки внимания. Лишь в самой глубине ее зеленых глаз поблескивала теплота.