Последняя мудрость: чаще вспоминай свое племя, свою землю. Память ранит душу, беспамятство убивает ее.
Ор не все понял. Уж очень отличались эти правила от обычаев людей.
Люк со скрипом распахнулся. «Выходи! Выходи!» — кричали стражи. Всячески изображая поспешность, рабы суетливо семенили к выходу. Но два стража с дубинками успели изойти проклятиями, пока вереница рабов вытянулась во дворе. Их повели на берег облицованного камнем канала, где стояла ладья — без палубы, лишь с навесом над кормой.
Рабов загнали в середину, на груз из мешков и бревен. Стражи сели на корме, возле моряков. Туда же прошел Храд.
Над покатыми крышами окружающих домов поднимались дымки — видно, узкоглазые готовили еду. В проходе показался идущий к пристани мамонт с яптом на спине. Ор не так испугался, как вчера, но отодвинулся за большой кожаный тюк. Мамонт подошел к ладье, поднял хоботом конец каната, идущего от мачты, и протянул япту. Раскрыв рот, Ор гадал, что будет дальше.
Пока моряки убирали доску-сходню, погонщик закрепил канат на широком ремне, охватывающем грудь мамонта, тонко крикнул, и огромный зверь навалился на упряжь. Ладья тронулась. Двое моряков взялись за рулевое весло, не давая ей прижаться к берегу.
Долго плыли мимо пристаней со складами, потом вдоль участка, на котором несколько сот рабов ворочали каменные плиты. Возле дремало трое стражей с волками.
— Что они делают? — спросил Ор старого гия.
— Новую пещеру, такую, как та, где мы ночевали.
— Разве… Разве не волшебством скалы превращаются в жилье?
— Какое волшебство! Видишь — стены кладут рабы, такие же, как мы.
— И для этого похищают людей из всех племен?
— Для этого и многих других тошных дел.
Ор стал разглядывать окружающее. Странный это был мир! В нем почти не осталось живой земли. Всюду лежали клинья полей, исчерченные канавками. Вместо лесов были ряды деревьев по сторонам каналов и дорог. Блестели пруды, тоже обведенные деревьями. Среди полей поднимались селения, окруженные стенами из глины. А на холмах стояли ступенчатые сооружения, полированные грани которых вспыхивали на солнце. И повсюду на полях копошились люди, занятые непонятным делом. За холмами, склоны которых состояли из извилистых зеленых ступеней, вставал острозубый хребет с могучей горой, увенчанный тремя снежными копьями.
— Эрджах, — сказал седой, видя, что Ор глядит на трезубец .
Горы были как в земле гиев: зеленый мех лесов, каменные ребра, языки льда. Может быть, горы не подвластны вражьему колдовству?
Они причалили в месте, где канал входил в широкую реку. Рядом у большого каменного корыта с зелеными ветками стоял мамонт. Два либа поливали зелень в корыте каким-то варевом из глиняного чана. Увидев это, вновь прибывший мамонт захрюкал и стал топтаться от нетерпения. Япт прикрикнул на него, освободил от каната и повел к еде. Встретясь, две красно-бурые скалы тонко взвизгнули, дружелюбно потерлись боками и опустили хоботы в корыто.
— Хозяин зовет! — толкнул Ора Седой, показав на пристань.
— А ты? А другие? — растерялся Ор.
— Мы — рабы Хроана. Ешь досыта и помни мудрые слова!
Дома в городе, куда они приплыли, были ниже, чем в Атле, многие — деревянные. По немощеным улицам бродили короткошерстные коровы. Храд с Ором опять ночевали в доме путников. На этот раз среди рабов не было гиев, и Ор начал постигать разговор ут-ваау.
Утром новая ладья ждала у пристани. Примостившись среди грузов, Ор оглядывался, ища мамонта. Но тут стоящий на носу атлант затрубил в рожок, и судно плавно отошло от причала. Ор завертелся, пытаясь понять, что движет корабль. Уж тут было чистое колдовство!
Выйдя из реки в океан, ладья поплыла направо вдоль берега. Вдруг за бортом послышался громкий вздох. Ор обернулся и увидел дельфина. У берегов гийской земли они тоже любят играть вокруг лодок.
Земля справа то удалялась, то каменными обрывами нависала над ладьей. Берег был мало заселен. Лишь селения рыбаков ютились в укромных бухтах. Ладья миновала несколько рыбацких лодок. И вновь Ор заморгал, увидев, как большая чайка выхватила из воды рыбу, подлетела к лодке и уронила туда добычу. Все служит узкоглазым. Знал ли об этом Севз, поднимая копье на Атлантиду?
Когда солнце достигло небесного перевала, атлант затрубил в рожок, но иначе, чем утром. Словно повинуясь звуку, судно замедлило ход и остановилось. И тут же вода вокруг закипела. Несколько десятков дельфинов всплыли разом и заплясали у самых бортов. Так это их атлант позвал рожком? Но зачем?
Двое рабов протащили на нос тяжелую корзину. Чуткие ноздри гия поймали запах жареной рыбы.
Разинув рот, он смотрел, как моряк и рабы кидали рыбин в воду. Что тут поднялось! Море вокруг превратилось в пену и брызги, среди которых мелькали острые рыла, черные плавники, раздвоенные хвосты. Дельфины ловили рыб на лету и, громко фыркая, требовали еще.
Опорожнив корзину, «рыбий пастух» — как мысленно назвал его Ор — снова затрубил, и дельфины скрылись под водой. Судно тронулось, плавно набирая скорость. Так это острорылые вели его против ветра? Ор подобрался к борту и заглянул через край. Его тут же отогнали, но любопытный гий успел заметить несколько туго натянутых веревок, ныряющих в волны впереди корабля. Упряжка! — сообразил Ор. Узкоглазые запрягли дельфинов в корабль, как гии оленя в волокушу.
Но чего ради морские звери повинуются атлантам? Из-за рыбы? Будто они сами ее не наловят? Да и много ли досталось каждому: по две-три жареных рыбки. Жареных! Вот оно что. Гии подманивают полудиких оленей соленым камнем, который рогатые любят, но не умеют добыть. Может, и атланты соблазняют зверей особой едой? Вспомнились мамонты, жадно хватающие из корыта политую чем-то зелень. Может быть, в тайнах узкоглазых не так уж много непостижимого?